Заметка редактора
Одна из ключевых стихотворных строчек, которыми завершается шедевр No-Man 2003 года Together We’re Stranger, заключена в четыре простых слова: «Учись тому, как чувствовать» («Learning how to feel»). No-Man, дуэт, состоящий из английских прог-сочинителей Тима Баунесса и Стивена Уилсона, ко времени выпуска того альбома не были новичками в деле создания изысканных и сильных эмоций. ««Куда бы ты не пошла, я буду рядом», - ты лгал»» («Wherever you don’t go, I’ll be by your side»—you lied»), Баунесс раскрывается в «Things Change», - коде альбома 1994 года Flowermouth. Семь лет спустя, на прорывном альбоме дуэта, Returning Jesus, он кричит: «Я не хочу оставаться / На расстоянии в миллион миль позади» («I don’t want to stay/A million miles away»). Эти стихи, не говоря о постоянных переменах в звучании, оттачиваемом дуэтом с начала 90-х, дают, казалось бы, представление о том, что, во всяком случае, Баунесс и Уилсон знают о чувствах довольно много. Каждый альбом No-Man, неважно, что это – близкий к джазу Returning Jesus или озлобленный трип-хоп Wild Opera, сбрасывают [на слушателя] сильнейшие эмоции, чаще всего касаясь тех тем, о которых большинство из нас предпочитает молчать.
Пока «learning how to feel» – это четыре ключевых слова, но относящихся не только к Together We’re Stranger, а вообще к творчеству No-Man. Как я уже писал ранее в своей серии статей Between the Grooves в прошлом году, эти двое музыкантов не из тех, кто приводит изматывающую эмоциональную историю к окончательному финалу. Можно назвать это одной из отличительных черт стихосложения Баунесса, а именно его манеру использовать фразы, которые и точны, и расплывчаты одновременно: «город сотни направлений» («the city in a hundred ways»), «игла надавила на красное» («the needle pushed the red»), помимо прочего. Музыка No-Man, в основном, о переживании разных эмоциональных состояний, чем об их создании [у слушателя].
На Together We’re Stranger в вещах вроде «Things I Want to Tell You» это состояние часто может быть грубым, таким, что кажется, будто вернуться в нормальное состояние будет сложно, даже непостижимо. Но, даже пребывая в наиболее романтичном состоянии (читай: Flowermouth), No-Man всегда твердо стоят на ногах реальности, не боятся искать решения тех вопросов, которые для некоторых людей стали крахом жизни. Это одна из тех причин, почему дуэт на протяжении вот уже двух десятилетий выпускает наиболее убедительную музыку.
Возвращаясь к серии Between the Grooves на Together We’re Stranger, в некотором смысле я думаю, что мог бы написать книгу о том, насколько личным этот альбом является лично для меня. В то же время, тем не менее, [этот альбом] это тот тип великого искусства, к которому не иссякнет интерес слушателей (или зрителей), ищущих ответы на свои вопросы. Наводящие на размышление, стихи Баунесса для титульного трека альбома Together We’re Stranger наглядно это демонстрируют: «Ты и я становимся чем-то еще вместе» («You and I are something else together»). С одной стороны «чем-то еще вместе» - это впечатляющая комбинация слов, из той серии, когда говорят: «Ты знаешь, что они имеют в виду». Наиболее часто подобные словосочетания являются как бы заполнителями, предназначенными для заполнения вынужденных пауз в разговоре. Они появляются, когда мы также не можем, или не знаем, как выразить то, что имеем в виду. Но в контексте музыки No-Man всего лишь тон голоса Баунесса переносит нагрузку взаимоотношений в почти фатальную. Опираясь на гладкий эмбиентный ландшафт Уилсона, «something else together» становится фразой сразу и строгой, и непроницаемой. Более того, даже написав несколько тысяч слов о Together We’re Stranger, я понимал, что в скупой стихотворной манере Баунесса не сказана еще большая часть того, что я мог бы описать.
Мой обзор Together We’re Stranger в начале 2013 года вернулся бумерангом позже в том же году. В октябре у меня была короткая встреча с Баунессом в баре на цокольном этаже Королевского Альберт Холла, где проходил «домашний» концерт Стивена Уилсона в поддержку третьего сольного альбома The Raven that Refused to Sing (and other stories). Начав разговор с Together We’re Stranger, он описал этот альбом как один из его «самых любимых», над которым он когда-либо работал. Отсюда и появилась идея разговора о нем. А в связи с загруженными графиками, поговорить в канун десятилетия альбома не получилось, но с другой стороны, критический импульс попытаться «переосмыслить» музыкальное произведение через N-количество лет после релиза гораздо сильней, чем ни к чему не обязывающая, возвеличивающая альбом, ностальгия. Как подтверждает нижеприведенное интервью, Баунесс и я не вступали в ожесточенные споры о том, почему этот альбом является «кое-чем еще». Круглая дата или нет, этот альбом дает почву для размышлений.
Существует демо-версия песни «Lighthouse», включенная в тройной винил-альбом Returning Jesus, датируемая 1994 годом. Правда ли, что то, что мы сейчас знаем как «звучание No-Man», всегда было в ваших со Стивеном ушах, даже когда вы были сфокусированы на электронном звучании?
Да. Думаю, так было с самого начала нашего музыкального сотрудничества в 1987 году. Все фрагменты альбома 1999 года Speak взяты из 1987-1988 годов, и они стоят на тех же акустических и эмоциональных ступенях, что и Together We’re Stranger, плюс в Returning Jesus чуть больше атмосферности.
Думаю, кое-что до сих пор есть в нас обоих. Титульный трек с альбома Стивена The Raven That Refused to Sing и трек «Songs Of Distant Summers», — с моего нового сольного альбома Abandoned Dancehall Dreams, — определенно обладают чем-то с конкретным качеством «звучания No-Man», на которое ты сослался.
Можно привести разные примеры, каждый из которых может быть генезисом нынешнего понятия «звучание No-Man»: «Things Change» из альбома Flowermouth, «My Revenge on Seattle» из Wild Opera, но, возможно, наиболее очевидными примерами являются треки с EP Carolina Skeletons, выпущенного в конце 90-х. Существует ли определенный момент во времени, который определил начало всего этого [звучания]?
EP Carolina Skeletons был очень важен для нас, потому что он определенным образом зафиксировал то время, когда мы были полны решимости сделать то, что мы хотели сделать, независимо от последствий и мнений людей с лейбла, окружавших нас. Противоречивые отзывы в то время, несомненно, предполагали, что это было кое-что, к чему мир не был готов!
Нам очень понравилось чувство согласованности на EP, оно незамедлительно заставило нас заняться компилированием и доведением до совершенства нашего раннего атмосферного материала, чтобы создать альбом Speak. Думаю, что с самой первой нашей студийной сессии, — когда мы сочинили «дефектную» панк-фанковую вещь «Screaming Head Eternal» и эпическую балладу «Faith’s Last Doubt», — уже тогда у нас была идея, в каком направлении мы отправимся с музыкой No-Man.
По своему, треки эпохи лейбла One Little Indian, как «Things Change», «Heaven’s Break», и «Angel Gets Caught In The Beauty Trap» указали путь к «звучанию», которое мы, в конечном счете, создали, но это, возможно, потому, что они эхом отражались от того, с чего мы начинали (т.е. до момента, когда мы были подписаны [на лэйбл]). Мне особенно запомнилось невероятное чувство, которое я испытывал в момент, когда мы закончили работу над первой, более эмбиентной версией «Angel Gets Caught In The Beauty Trap», в 1989 году. Как и у Together We’re Stranger, у нее был баланс между эпичностью и интимностью.
No-Man выпускали на One Little Indian несколько первых релизов. Бьорк тогда была главным, подписанным у них, артистом. Чувствовалось ли, что лэйбл давил на вас в плане того, чтобы вы соответствовали трендам, заданным у них в то время?
Не сразу. Я всегда характеризовал музыку No-Man либо быстро приспосабливающейся к веяниям вокруг нас, — Loveblows and Lovecries, Wild Opera, Dry Cleaning Ray, и т.д., — либо очень личной и пытающейся следовать нашим эмоциональным инстинктам.
Проблема в том, что когда пытаешься описать понятия «духовность», «вечность», и «грациозность», это всегда звучит поддельно и напыщенно. Также, вечность, в некотором смысле, невозможна во всем, что должно быть под влиянием окружающего мира. Тем не менее, мы хотели создавать музыку, похожую на «состояние благодати», нечто похожее мы уже слышали в музыке различных музыкантов, таких как Арво Пярт, Ник Дрейк, Брайан Ино, Дебюсси, Джон Колтрейн, Грегориан Чант, Pink Floyd, Майлз Девис, Эберхард Уэбер, Кейт Буш, Джон Тавенер, Talk Talk и многих других.
Возвращаясь к [твоему] вопросу, только раз мы ощутили давление в плане выпуска чего-то современного, это было после издания Loveblows And Lovecries. Для нас была заказана студия, где вместе с продюсером Бьорк мы должны были записать «сингл». Мягко говоря, нам все это не понравилось, а сейчас нам это понравилось бы еще меньше!
Для меня Returning Jesus и Together We’re Stranger как духовные братья; в музыкальном плане они весьма отличаются, но мне кажется, что они олицетворяют как бы два оттенка того, о чем No-Man вообще. Согласишься ли ты с такой позицией?
Абсолютно. Together We’re Stranger родился из определенных элементов, на которые Returning Jesus только намекал. Нам хотелось взять то, что, как нам казалось, было достигнуто в треках вроде «Only Rain» и титульном треке, и достичь нелогичного результата!
Хотя даже некоторые из сильнейших треков Returning Jesus — «Lighthouse» и «Close Your Eyes», в частности, — звучат вживую очень хорошо, No-Man не воссоединятся на сцене в ближайшие несколько лет. Когда вы со Стивеном записывали альбомы, о выступлениях не могло быть и речи?
Потому что у Стивена были обязательства в Porcupine Tree, да.
С Returning Jesus No-Man создали камерный джазовый альбом. Какая у вас была мотивация к тому, чтобы сделать Together We’re Stranger эмбиентным, более атмосферным альбомом?
Частью этого была теплая реакция на Returning Jesus (которая придала нам уверенности довериться своим инстинктам в гораздо более радикальном смысле!), другой частью были наши мысли о том, что у треков вроде «Only Rain» могло бы быть продолжение, а третьей частью – то настроение, с которым мы сочиняли материал для него.
К тому моменту я только что пережил конец очень долгосрочных отношений, а у моего отца было два приступа. Оба события вернули в памяти период смерти моей матери, это произошло, когда мне было 15 лет, а также всколыхнули в памяти некоторые острые воспоминания из детства и времена, когда я работал с пожилыми людьми в домах престарелых. По некоторым причинам, не разговаривая об этом напрямую, мы со Стивеном, казалось, испытывали схожие чувства (меланхолию), пока работали над Together We’re Stranger.
Если сравнивать временные промежутки между выходом альбомов, как Wild Opera и Returning Jesus, то Together We’re Stranger появился спустя совсем короткий промежуток времени с момента выхода предшественника. У вас со Стивеном был какой-то особый творческий период тогда?
Если оглянуться назад, то, думаю, да, был. Мы оба чувствовали облегчение, когда Returning Jesus в итоге оказался достойным альбомом, и мы загорелись мыслями о том, каким будет его продолжение.
Больше, чем все другие студийные альбомы No-Man, Together We’re Stranger получился невероятно цельным, как в музыкальном плане, так и в плане стихов песен. Задумывали ли вы его именно таким до начала записи?
В самом начале мы знали, чего хотим добиться на этом альбоме, так что да. Этот альбом стал одним из тех, на которых мы пользовались услугами очень многих приглашенных музыкантов, инструментами которых сами не пользовались. Большая часть партий приглашенных музыкантов выглядела профицитом к предъявляемым с нашей стороны требованиям; как основа альбома музыка для нас оказалась сильной стороной сама по себе.
Что послужило вдохновением для написания стихов для Together We’re Stranger?
Как я упоминал выше, конец моих долгосрочных отношений и приступы моего отца заложили основу вдохновения. Если посмотреть сейчас, это были весьма специфические источники вдохновения.
«Things I Want to Tell You» описывала человека, образ которого я пытался сконструировать после его смерти. Я давал ему питьевую воду через соломку и двигал его конечности для предотвращения образования пролежней. Большую часть времени я сидел около него, пока жизнь постепенно выходила из него. В стихотворной форме отражены мои чувства и переживания относительно предсмертных моментов этого человека.
«Back When You Were Beautiful» имеет более общее значение и смысл, но вдохновение для нее пришло из того периода времени, когда я был заперт в кондитерской лавке Торнтона вместе с сумасшедшим бездомным. Персонал запер двери, поскольку этот парень начал брать с полок все сладости подряд и есть их, не оплатив. Персонал ждал прибытия полиции. В это же время этот парень бессвязно кричал на других покупателей, пока его рот был набит трюфелями! Периодически его слова можно было разобрать, он кричал что-то вроде: «Я сочинял песни. Прекрасные песни. Вам их никогда не понять!» Как только я смог выбраться из магазина, я зашел в ближайшее кафе и записал для себя все случившееся. У парня был вид растрепанного автора-исполнителя из 70-х, поэтому кто знает, может он и написал нечто особенное? Я был очарован мыслью о «прекрасной музыке», которую он, возможно, сочинил и о том, как же легко скользить между «трещинами» нашего общества.
«Photographs in Black and White» и «The Break-Up for Real» - это выдуманные истории, тем не менее, с автобиографическими элементами.
На альбоме очень много вызывающих воспоминания расплывчатых фраз, вшитых в песни — «город сотни направлений» («the city in a hundred ways»), «игла надавила на красное» («the needle pushed the red»), «все печальные перемены» («all the blue changes»), и т.д. — это чувство, когда пытаешься зацепиться за образ, который значит для тебя столь много, не задумываясь над тем, чем он на самом деле является?
Не отдавая отчета, да [улыбается]. Что мне больше всего нравится в стихах на альбоме, это то, что они вызывают сильные эмоции, хотя сами по себе очень скупы и минималистичны.
Эти стихи можно было бы с легкостью определить как поэмы. Задумывался ли ты когда-нибудь об издании книги стихов?
Нет, если честно. Думаю, на заре No-Man Стивен постоянно думал, что я честолюбив, но я никогда таковым не был. Я сочиняю то, что сочиняю на пределе своих способностей. Я люблю читать прозу и поэзию, но меня смущает идея влиться в поэтический мир со своими стихами. К сожалению, подозреваю, что я не Т.С. Элиот (или Пэм Эйрс) [Т.С. Элиот - Томас Стернз Элиот - американо-английский поэт, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии; Пэм Эйрс – английская поэтесса, автор-исполнитель, а также ведущая радио и телепрограмм – прим. stupidmax].
Не хочу сказать, что слова песен не могут быть поэтичными, и не хочу сказать, что музыканты не могут быть хорошими писателями (британский автор-исполнитель Кевин Койн, например, написал несколько великолепных сборников коротких рассказов), но мне некомфортно врываться на ту территорию, где уже есть довольно много разного материала (и самое ужасное, что большая часть из него очень хороша).
Если говорить о написании книг, то я иногда думаю, что мой блог «заметок об альбоме» мог бы вылиться во что-то существенное.
Единение музыки и стихов особенно сильно на Together We’re Stranger. Каким было твое участие, как, например, в концовке альбома?
Я участвовал в создании идей, музыкальных решений и стихотворных/вокальных мелодий, плюс основная мелодия в большей части «Back When You Were Beautiful». Обычно, я сочиняю больше музыки для альбома, над которым работаю, но в этот раз основной объем музыки был написан Стивеном, и в случае с «Photographs in Black and White» и «The Break Up for Real» он отправил мне почти законченные минусовки.
Тем не менее, одним из основных отправных пунктов для создания альбома послужил переслушанный CD-R диск с демо-треками, который прислал мне Стивен. Мне тут же понравился первый трек с диска, и работа над альбомом началась именно с него. Я собрал участников проекта Henry Fool в студии Стефена Беннета, расположенной на чердаке, и мы импровизировали, взяв за основу мелодию Стивена. Я написал вокальную мелодию и стихи, а другие музыканты, следуя нескольким моим странным инструкциям, добавили что-то от себя. Мы записали 17-минутную песню под названием «Together We’re Stranger».
Я отправил результат нашей работы Стивену, который тут же ответил, что он уже использовал эту мелодию в треке «Drugged» для нового альбома Bass Communion, и что он поначалу был взбешен тем, что я сделал с этой мелодией! Через несколько дней он рассказал, что эта мелодия как будто родилась в нем и что она была бы наилучшим началом для альбома, и в то же время пробуждала в памяти предшественника, Returning Jesus. Соло-гитара, «воздушный» бас, партии синтезатора на финальной версии «Together We’re Stranger» – все это взято из демо Henry Fool.
«Things I Want to Tell You» появилась, потому что я был в поиске определенной эмоции для того, чтобы логически свззать четырехчастную песенную «сюиту» [первые четыре трека альбома плавно перетекают один в другой, что создает чувство их взаимосвязи – прим. stupidmax]. Стивен сыграл мне вступление очень абстрактного демо, которое он не представлял как песню. Это демо нажало на что-то внутри меня и очень быстро у меня родились стихи и мелодия, и впоследствии вместе мы сформировали все это в песню.
Поскольку первые четыре трека на Together We’re Stranger чувствуются как единое произведение, остальные три кажутся более эпизодическими, как сборник коротких рассказов. Или они все тоже рассказывают одну историю, только, может быть, с разных точек зрения?
Я думаю, оба твоих предположения верны. Первые четыре трека образуют цельную сюиту, но короткие рассказы, идущие вслед за ней, могли бы раскрыть характеры героев сюиты.
Хотя Together We’re Stranger очень меланхоличен, ближе к финалу альбома появляется «свет в конце тоннеля», когда ты поешь, что «учишься тому, как чувствовать» («learning how to feel») на «The Break-Up for Real». Возвращаясь к альбому, ты видишь его более мрачным или, возможно, оптимистичным?
Я надеюсь, что в нем присутствует доля оптимизма; смысл в том, что, конечно, в жизни бывает негатив, но гораздо больше чего-то позитивного, что противостоит невзгодам, неважно, что это – любовь, музыка, искусство, дружба, природа и тому подобное. Мне приятно думать, что даже в унизительной для человека смертельной муке в «Things I Want to Tell You» символами будут воспоминания о нежности, красоте и любви.
Пять лет спустя вы со Стивеном выпустили Schoolyard Ghosts. Чувствовал ли ты, что [этим альбомом] поставил жирную точку в Together We’re Stranger?
Думаю, что Стивен так думал. Что до меня, мне трудно представить последователя этого альбома, но я чувствовал, что мы могли бы и смогли бы пойти дальше (даже когда мы записывали Wild Opera и пытались отразить безумие музыкального бизнеса, окружавшего нас).
Прошло уже десять лет с момента выхода Together We’re Stranger, какое главное впечатление ты оставил для себя от этого альбома?
Записывать этот альбом было великим испытанием, и я получил невероятную поддержку от поклонников после его выхода. Мысль, что он значил гораздо больше для других людей, чем для нас самих, чрезвычайно радовала. Я до сих пор невероятно доволен тем, каким у нас получился Together We’re Stranger и для меня он до сих пор звучит как наиболее цельное произведение из всего, над чем мы работали. Он находится на той территории, на которую мне искренно приятно возвращаться снова. В следующий раз вокруг нас все будет снова по-другому, так как, думаю, что и мы изменились как люди за последние десять лет, и это неизбежно отразится на том, что мы запишем в будущем.